Два года назад я уехала из Донбасса. Ровно два года ни разу не пересекала границу Донецкой или Луганской областей. И, конечно, все время думала о доме, вернее, о том, как он встретит, если когда-нибудь вернусь туда, приму ли я его, да и вообще — остался ли он моим. Два года вне привычной обстановки не перевернули мое сознание — выбор был сделан давно, еще тогда, когда мы решились на переезд. Большой город дал новые возможности, подарил новый круг общения, людей, с которыми мы на одной волне. Это отчасти компенсировало сложности переезда… Я даже стала забывать, как выглядит моя собственная квартира, оставленная на оккупированной территории, но… Когда знакомые волонтеры сказали: «А поедешь с нами в Донбасс? У нас есть место в машине», я, не задумываясь, согласилась.
Два года — как двадцать
Выезжаем рано утром. Конечная точка — Торецк (бывший Дзержинск) Донецкой области, там у Юли, волонтера и адвоката, назначено судебное заседание по делу одного из бойцов ВСУ.
— Военнослужащие, как и гражданские, попадают в разные ситуации, связанные с законом, — говорит она. — Не хочу никого обидеть, но, честно сказать, рассчитывать на то, что адвокатура в прифронтовых городах выкладывается на сто процентов, чтобы обеспечить им качественную защиту, нельзя. Поэтому сразу говорю: «Ищите защитника из Днепра, так будет больше толку».
Я слушаю, практически не отрывая взгляда от пейзажа за окном автомобиля: мы в дороге около двух часов, но он прежний, никаких отличий от днепровского. Даже слегка расстраиваюсь: вдруг за два года (а если считать по насыщенности событиями — сойдут за все двадцать) совсем забыла, как выглядит такая родная раньше местность. И все же картинка вдоль дороги неуловимо меняется: становится меньше деревьев, стелется степь с ее невзрачными красками… И я понимаю — да, это мой бывший дом, тот, который раньше называла «Мой Донбасс».
«Вы не заложница?»
Первый блокпост — первые воспоминания. В 2014-м перегороженная бетонными блоками дорога между Свердловском и Краснодоном Луганской области вызывала… нет, не страх, а отчаяние. Два кое-как одетых с претензией на военных ополченца с помятыми лицами из местных и вальяжный чеченец проверили паспорта. Неславянская внешность последнего напомнила всего сразу и много: такие же лица в банде Мозгового, база которого была под Свердловском, такие же снайперы — на крыше местного Дворца культуры, прямо напротив лицея, где как раз сдавала экзамен моя дочь, они же в «Газели» возле отдела пограничной службы готовятся к штурму вместе с людьми, называющими себя казачьим ополчением… Наши погранцы готовы были дать отпор, но через дорогу от здания отдела, окна в окна, — детский сад, слева и справа — жилые дома. Эвакуацию местная власть не объявляла, да и вообще все события того мая проходили неожиданно и быстро. До сих пор не могу понять, в чью начальственную голову пришла мысль «поселить» военных в самом центре города. Хорошо, что тогда обошлось: наших выпустили из города — с документами и оружием, но закончиться все могло гораздо хуже.
— Ваши документы! — требование украинского военного возвращает меня к действительности. Я и мои попутчики — Юля и Саша — ищем паспорта, Наташа, закутавшись в плед, спит на заднем сиденьи. Вопрос к ней: «А вы не заложница?» ставит ее в тупик, и какие-то пару секунд она не знает, что ответить. Потом, окончательно проснувшись, смеется и уверяет проверяющих, что она тут сугубо добровольно. А я вновь вспоминаю, как впервые после «референдумов» заехала на украинскую территорию, в Межевую, увидела украинские флаги и… расплакалась. Донбасс, который на тот момент уже сложно было назвать моим, остался за спиной, а здесь была моя Украина.
— Проезжайте, счастливого пути!
И снова дорога, только за окном — уже типичный донбасский пейзаж: степь, заросшие посадки, терриконы, поросшие чахлой растительностью. Донецкая область.
Через первую линию обороны
Когда-то она проходила именно здесь. Очеретино, Калиновое, Водолазское…
— В прошлом году тут по трассе, бывало, ни одной машины не встретишь, — рассказывает Саша, провожая взглядом встречные автомобили. — Боялись. Сейчас линия фронта ушла за много километров, теперь спокойнее.
Горловка, Донецк — дорожные указатели на обочинах. Расстояния, указанные на них, — смешные по междугородним меркам, какие-то несколько десятков километров. Именно тут понимаешь, как близко от Днепра война. Это страшно, и тем сильнее благодарность нашим бойцам, которые держат линию обороны.
Едем через дачный поселок. Разбитые дома рядом с теми, которым посчастливилось уцелеть при обстрелах минувшего года. Первое впечатление — здесь никого нет. Но вдруг — детский велосипед на обочине, а следом за ним на дорогу выскакивает его хозяйка, девчушка лет десяти.
— Раньше тут было совсем пусто, — говорят ребята. — Потом, когда фронт сместился, сюда вернулись люди. Кстати, есть и те, кто просто заселился в чужие брошенные дома, потеряв при бомбежках свои.
Понятно, с точки зрения закона это неправильно.
— А что делать? Ехать дальше в Украину не у всех хватает денег и мужества. Так и живут, одним днем.
Чита и ее щенки
По дороге заезжаем к нашим военным — у волонтеров к ним дела. У ребят — красивенная овчарка: холеная, с блестящей шерстью.
— Какая красавица! — собака терпеливо пережидает и мои восторги, и мои обнимашки.
— Сейчас Чита не в лучшей форме, — улыбается военный медик. — Она у нас мама.
И в подтверждение из-за куста вываливается тройка лохматых щенков.
— Так может помочь пристроить?
— Что вы! За Читиными щенками очередь, она — барышня известная.
Надо сказать, брошенных животных в зоне много, некоторые приспосабливаются к дикой жизни, а часть выходит к людям, становясь своеобразными талисманами для наших военных. Как, например, Чита.
Черное небо Авдеевки
И снова дорога. На горизонте — черный дым. Спрашиваю, что там. Отвечают:
— Авдеевка, там теперь всегда черно.
Еще один населенный пункт из новостей становится реальным. Война близко, гораздо ближе, чем кажется многим.
Еще одна примета войны — взорванный автомобильный мост. Правда, тут своя история. В свое время его заминировали украинские бойцы, чтобы обезопасить территорию от ДРГ. А взорвался он не в результате диверсии, а от удара молнии. Переполоху было, пока разобрались! Теперь от него — одни руины.
Груз 200
Навстречу — машина с надписью «Груз 200». В нашем автомобиле стихают все разговоры: еще одному украинцу предстоит последняя дорога домой. Потом я узнала, что в этот день был один погибший — доброволец, оперный певец Василий Слипак. Уже на следующий день мы провожали его из Днепра во Львов. А в сводках — «Минск, перемирие, АТО»… Расскажите об этом тем, кто в Авдеевке, Луганском, Троицком, Майорске, Песках, Новгородском.
Не мой Донбасс
Торецк, бывший Дзержинск. Типичный Донбасс: выгоревшая в лето степь, терриконы заброшенных шахт. Здесь хорошо берет радио «Республика», сепаратистский ресурс со всеми полагающимися атрибутами подачи: «Мы развиваемся, Украина вымирает», «Во всем виноват Обама», пионеры-комсомольцы-ветераны, Захарченко-Плотницкий-хунта… Слушают его довольно многие, да и настроения у местных самые разные, много, мягко скажем, недовольных Украиной. На меня город произвел странное впечатление: серый, настороженный и такие же жители — серые лица, без улыбок, скорее, раздраженные. Взгляд исподлобья: «Чего приехали? Смеются тут». И окрик ребенку: «Пошли быстрее!» Поначалу подумалось, что я сама себя накручиваю, сгущаю краски. Но буквально через два дня после нашего возвращения из Торецка здесь случился тот самый «бунт» против присутствия в городе украинских военных. На фотографиях с тех событий у людей — «белые глаза», в них агрессия, злоба и где-то на дне — страх. Слава богу, сейчас не 2014-й, полиция и военные научились отвечать на такие вызовы. Чего не скажешь о местной власти, проблемы здесь еще будут. Но теперь есть твердая уверенность, что никаких ЧП в прифронтовых городах не допустят — все-таки 2016-й.
Домой
— Едем домой? — спрашиваю у Юли, только что вернувшейся с заседания Торецкого суда.
Она довольна, все получилось, как надо.
— Домой, — отвечает она.
И я впервые думаю, что назвала Днепр домом.
Указатели в обратном порядке, все дальше от линии фронта, и с каждым километром становится легче дышать. Я еду туда, где меня понимают. И это — не Донбасс. Я больше не могу называть его моим. Я не вернусь туда, но все же верю, что когда-то и в моем Свердловске, на самой границе с Россией, вновь поднимутся украинские флаги. Так, как это не раз мне снилось — и там, в моем Донбассе, и здесь — моем новом и уже любимом доме.
Наталия АДАМОВИЧ.
