«Когда приезжаешь домой в отпуск, люди задают тебе три вопроса: как там, когда закончится война и… скольких людей ты убил», — говорит парень, сидящий напротив меня в кофейне в центре Днепропетровска. И я сразу чувствую себя неуютно. Я задала ему два из трех.
От деловода до зенитчика
Уже бывший журналист, а сегодня зенитчик 20-го батальона 93-й бригады Максим Мирошниченко отвечает терпеливо и ничем не выдает раздражения. В Днепропетровск он приехал в короткий отпуск. В кафе многолюдно и громко играет музыка. О том, что за 300 километров идет война, никто не задумывается:
— Здесь нет ощущения войны, – говорит он. – Да, это раздражает. Но это естественно. Ведь здесь нет боев, здесь – мир.
Служить ему еще полгода. До войны Максим работал журналистом в «Газете по-днепровски», «Сегодня», «Комсомольской правде». Уже после Майдана – пресс-секретарем «Правого сектора» в Днепропетровске. Он просыпался и засыпал с мыслью о фронте. С военными событиями была связана работа, и не думать об этом было невозможно. Но эмоции не имели выхода. Когда получил повестку, пойти воевать показалось ему самым удобным решением. Его не смутили бытовые условия или не слишком разнообразная по ресторанным меркам кухня. О том, что такое война, он знал не по книжкам, а от многочисленных друзей и знакомых. Сознательно выбрал один из самых воюющих батальонов:
— В этом батальоне служили Олег Эйсмант и Сергей Демиденко – первые днепропетровцы, которые погибли в этой необъявленной войне – во время штурма Мариупольского УВД 9 мая, — рассказывает Максим Мирошниченко. – Батальон воевал в Мариуполе, Авдеевке, Песках, Красногоровке, Марьинке – по всему сектору Б.
Формой, едой, необходимыми медикаментами его обеспечили. Неприятно удивили лишь люди, которые ждали, что Максим будет прятаться от повестки. Отговаривали воевать родные, особенно отец. Проще было уходить, потому что дома не оставались жена, дети. От пули-дуры уберегала и сама судьба. Вначале Максим служил в строевой части.
— Меня хотели сделать деловодом, — вспоминает парень. – Я же, получив повестку, уже думал об окопах, готовился к этому. А тут… сиди в части в Черкасском, штампуй какие-то приказы. У меня многие знакомые погибли на войне, многие служат. Останься я деловодом, не смог бы смотреть им в глаза.
Максим просился в учебку, но его все не отправляли. Армейскую дисциплину он не нарушал, но и особого рвения к работе не проявлял. Ноль инициативы, а когда выдавалось свободное время – никаких попыток симулировать деятельность. Просто ложился на койку и смотрел в потолок. Так продолжалось три недели. Потом с фронта привезли человека, который хотел быть деловодом, а его боевая позиция в штатном расписании освободилась. На нее и взяли Максима. В учебной части он так и не был. Другие парни рассказывали, что за 40 дней там выстрелили… 40 патронов. Максим же знал, как пользоваться автоматом и гранатами, да и понимал: на фронте учебка гораздо лучше.
Первое место службы – Красногоровка. Тишина, спокойствие. Максиму только дважды пришлось стрелять из автомата – и то в воздух, случайно. А вот за 7 километров, в Марьинке, шли бои.
— Когда я шел воевать, перед глазами стояли Иловайск и Дебальцево, — говорит Максим. – Но я Иловайска и Дебальцево не обнаружил. Конечно, было проще. Но это не мир, а перемирие. Все знают, что ночью будут стрелять.
На войне сбылась детская мечта
Максим с детства мечтал о коте. Родители не разрешали, на съемных квартирах – тоже неудобно. На фронте же выдалась прекрасная возможность. Кот стал жить вместе с вояками. Во время отпуска ждет хозяина в Черкасском, живет в палатках. Усатого бойца там все знают и подкармливают. Максим нашел его в одном из дворов, назвать хотел Микой, но имя не прижилось. Ребята стали называть его Максом, некоторые дали кличку Корбан.
— Не могу объяснить, почему, — удивляется наш герой. – В армии я говорил с ребятами о работе команды Коломойского в облгосадминистрации. Геннадий Корбан был в это время под арестом, и многие считали его преступником, а я горячо спорил с ними. Может, потому и возникла такая ассоциация.
Вместе с Максимом служат ребята со всей Украины. Есть и парни из ныне оккупированных территорий Донецкой и Луганской областей. Они очень мотивированы, говорит Максим. Особенно он сдружился с ребятами, с которыми живет.
— Экипаж нашей зенитки – три совершенно разных человека. Мне тяжело представить ситуацию, в которой мы бы встретились, не будь этой войны. Мы живем в разных частях страны, у нас разные интересы. Но так вышло, что мы вчетвером попали в одно время и в одно место. Хочешь не хочешь, а тебе приходится узнавать этих людей. Саня – типичный украинец, хозяйственник. Ему 33 или 34. У него есть жена, маленькая дочка, раньше он ездил на заработки в Россию, строил дома… Он может все сделать руками, тертый калач. Есть Рома – это земляк Сани, они оба из Житомирской области. Роме 25 или 24. Молодой, горячий парень, нервничает часто. Есть Мичман – дали ему такой позывной, потому что на флоте служил. Он отслужил срочную службу в армии давно, он старше нас всех – уже за сорок. Был в контингенте наших добровольцев в Боснии в девяностых. Работал кочегаром. Это заметно, ведь он мастер разжечь костер или буржуйку.
Война и Максима научила рубить дрова, заново обучила готовить. Постоянно приходится что-то мастерить и придумывать, чтобы обустроить себе место для отдыха и быта. Только в теории он знал, что такое зенитка. Произошла и переоценка ценностей. К журналистике после войны Максим возвращаться не готов.
— Часто у журналиста складывается ошибочное мнение, что он в чем-то эксперт, — говорит парень. – Были моменты, когда я понимал, что задаю человеку тупые вопросы. Тогда я понял: хотел бы оказаться по ту сторону интервью. Потому что там ты видишь все шире.
Максим подумывает о политике, но пока не понимает, чем именно хотел бы заниматься в этой сфере. Такие мысли появились после Майдана и начала войны. На войне многое потеряло значение. Например, совершенно не ощущается время.
— Иногда сидим на посту: «Пацаны, а какое сегодня число?» — «А какая разница?» Сегодняшний день проходит так же, как и вчерашний.
Ценность теряют и деньги. В окопах их тратить не на что. На войне кормят, модные вещи не понадобятся.
Страшно всегда
Бытует мнение, что на войне страха нет. Спрашиваю об этом бойца:
— Там постоянно страшно. Просто этот страх другой – это его рациональная форма, он не вызывает оцепенения. Мне было страшно, когда впервые услышал, что рядом падает мина. Страшно было, когда мы сидели в Песках и слышали, как Красногоровку, в 20 километрах от нас, обстреливали из «Градов».
После возвращения с войны Максим обязательно напишет книгу. Он не простит себе, если не осмыслит те события, которые произошли с ним. Он видит будущий роман как художественное произведение, частично основанное на реальных событиях и реальных героях.
Заканчивая беседу, я задаю Максиму тот самый, один из трех, набивших оскомину вопросов.
— Я не знаю, когда закончится война, — говорит он. – Но я знаю, что это должно кончиться тем, что таких формирований, как ЛНР или ДНР, на территории Украины не будет, а Крым станет снова украинским. Либо когда Украина развалится окончательно. Я чуть-чуть увлекаюсь историей и в последние два года понимаю: история происходит здесь и сейчас – достаточно протянуть руку. Я понимаю, что на самом деле Крым, ЛНР и ДНР повторяются в нашей истории бесконечное количество раз. Президенты России и Украины могут меняться, а определенные события повторяются. Сто лет назад большевики захватывали Украину теми же способами. Почему так происходит? Пока я не вижу, чтобы люди задумывались об этом. Они живут коротким моментом. И сто лет назад думали точно так же. Правда в том, что ответ на ваш вопрос именно там, в первопричинах этих событий. Если мы ответим на него, может быть, перестанем наступать на одни и те же грабли.
Алёна Дрыга, фото из личного архива Максима Мирошниченко
Категория: Общественные и социальные новости Днепра
