За двадцать с лишним лет я так и не научилась его провожать — спокойно, без ненужных эмоций. В командировки. Если бы знала, что придется на войну, подошла бы к обучению ответственнее…
«Хочу тебя предупредить, что сделаю все, чтобы попасть в четвертую волну» – «Я знаю. Ты только заранее скажи, когда, чтобы я могла как-то свыкнуться» – «Обещаю».
Обещание сдержал: дня за три до выезда в учебку сообщил, что добился таки от медкомиссии статуса «ограниченно годный». Рисую успокоительный алгоритм: это учебка – пока не война, может, на выходные отпустят, а потом еще будут проводы – с друзьями, цветами, слезами…
Вместо слез, цветов, друзей – короткий звонок: «Все, выезжаем. Как только будет возможность, наберу»…
Так началась моя личная война. Некая условная жизнь от телефонного звонка до телефонного звонка с осознанием того, что отсутствие новостей – это отсутствие плохих новостей. Бег по кругу: работа-сбор посылок-в перерывах дела домашние. Аптечки организовала – ставлю плюсик. «Жетоны-“смертники”? Конечно, заказывай». Вопрос с генератором не решается – я никчема! С внедорожником все получилось – я таки молодец!
Забавно было наблюдать в глазах некоторых окружающих изменение своего статуса на «онапроводиламужанавойну».
Наверное, это дико, но я приучала себя к осознанию того, что его могут убить. Пыталась свыкнуться не просто с тем, что на войне погибают наши лучшие мужчины, а с тем, что это может быть именно мой самый лучший. Внутренняя молитва эволюционировала от «все, что угодно, только не это», когда дежурила в Мечке у Ромы Кубышкина, до «все, что угодно, только не это», когда отпевали Серегу…
А еще меня ожидал ряд открытий. Оказалось, что можно просто взять и выключить эмоции. Что годичная наркотическая зависимость от новостей может пройти за один день, а мозг самостоятельно способен вырывать из потока сводок с передовой только одно название – Опытное. Вдруг оказалось, что отвечать на вопрос «ну что там?» хочется только небольшой горстке людей, вырванных из всех кругов общения, — тем, «кто вместе ждет», а псевдо-заботливые «как ты его отпустила?» и «зачем он туда пошел?» уже даже не раздражают. Дочка за один день повзрослела, откуда-то взяла то чувство ответственности, которое родители до этого безуспешно пытались воспитать, из колючего ежика переквалифицировалась в профессионального психолога, прекрасно владеющего навыками невербальной коммуникации.
Где-то на уровне подкожной клетчатки прочувствовала, о чем писала Ахматова: «И та, что сегодня прощается с милым, пусть боль свою в силу она переплавит». Уже никогда не смогу воспринимать эти строки как просто прекрасные стихи…
Сложился ритуал – заканчивать день, представляя будущую встречу моего героя: подъезжающий к ОГА автобус, уставшие, но счастливые парни в камуфляже, общий сбор друзей, цветы и слезы радости, и конечно, приветственное «Героям слава!».
Но снова вместо слез, цветов, друзей – телефонный звонок. «Вы – такая-то такая-то?» — «Да» (я столько раз себе мысленно прокручивала это: чужой звонок с его телефона, что сознание, видимо, выработало иммунитет) — «А такого-то такого-то знаете?» -(и даже сейчас режим глубокой отмороженности не дал отключиться) «Да» — «Вы, пожалуйста, не волнуйтесь, ранен, сейчас на операции, врачи сказали, руку спасут» — «Спасибо» (более идиотский ответ сложно представить).
Потом был короткий монолог начмеда красноармейского госпиталя, из которого сознание выдернуло только: «минно-взрывное», «раздроблены кости», «через полгода после заживления можно думать о протезировании сустава».
«Доктор, а какой у него шанс вернуться в строй?» — «Практически никакого» — «Спасибо» (более идиотский ответ сложно представить)..
Все, дождалась…
