О ликвидации аварии на ЧАЭС вспоминает участник тех событий Вадим Рженев.
Июнь 1986-го, 10 утра, проектный институт, я конструктор 27-ми лет.
Звонок на работу:
-Вам необходимо немедленно явиться в военкомат.
Вручение предписания, расписка о явке в 18-00.
Нас человек 10. Сборный пункт в Белой Церкви.
— Добирайтесь своим ходом, вы же офицеры!..
— Билетов в кассе нет.
— Езжайте электричками!
Взяли билеты в плацкартный вагон, с помощью коменданта.
Белая Церковь. Воинская часть.
Видим вернувшихся из зоны. Возбуждённые, нервные, красные лица.
Переоделись, сдали личные вещи, погрузились в тентованные КАМАзы,
и в Оранное, в 30 км от станции.
Палаточный городок в чистом поле. Лично меняю конструктора с завода Бабушкина Виталия Потёмкина, призванного нашим же Ленинским военкоматом.
Часть называется ИТБ (инженерно-технический батальон).
Почему инженерный, почему технический? Так и не понял. Какая-то техника там была, но мы работали лопатами.
Большая офицерская палатка, в ней:
командир роты — кадровый танкист Валера Котляров,
замполит — какой-то комсомольский деятель,
я и ещё несколько таких же командиров взводов.
Вокруг огромные, на взвод, солдатские палатки. Солдаты – мужички от 30 до 50 лет, взятые ночью тёпленькими с постели, погруженные в АН-12, выгруженные в Белой Церкви и «радующиеся» приключению.
Утро.
Взятие анализа крови, выдача дозиметра и накопителя, намордников
(лепестков-фильтров).
Развод с предупреждением об уголовной ответственности за нарушение дисциплины. Сальные шуточки, что надо беречь в штанах…
Погрузка в машины и вперёд, в зону. Я как командир взвода еду в кабине.
Солдаты на лавках под брезентовым тентом. Проезжаем пустые села, навстречу – постоянным потоком пустые миксеры-бетоносмесители, БТРы. Вокруг поля, заставленные до горизонта отработавшей техникой: грузовиками, БТРэрами, кранами и прочим.
Подъезжаем к станции, пункт дезактивации. Мост через пруд-охладитель, почти готовый к пуску 5-й блок и строящийся 6-й. И вот, наконец, подъезжаем к проходной станции.
Площадь перед заводоуправлением. Памятник Ленину.
Построение на развод.
Окна в здании заводоуправления завешены свинцовыми шторами. Подъезжают автобусы, окна в свинце, на крыше система очистки воздуха для создания избыточного давления внутри, чтобы исключить попадание наружного воздуха. Из автобусов выходят люди в серебристых скафандрах.
А мы стоим, стоим. На нас простое х/б. Средство защиты – марлевая повязка. Наконец, поступает команда идти переодеваться в баню.
Баня далеко, в третьем блоке возле разрушенного четвёртого, а работать нам во дворе станции возле первого блока, намного дальше от разрушений, рядом с местом развода.
Идём по длиннющему, в сотни метров коридору, через всю станцию в баню, к месту взрыва. По лестнице поднимаемся высоко, примерно уровень 10-го этажа. Совсем рядом, где-то через стену 4-й блок.
Баня. Горы грязного обмундирования на полу. Переступаем.
Где грязная зона, где чистая непонятно всё вперемешку. Какая вода течёт из-под крана, тем более, неизвестно.
Турникеты с радиационным контролем между зонами не пашут. Трезвый расчет говорит, что в такую баню лучше и не ходить, что и было сделано.
За 20 дней мылся только в палаточном городке за 30-ти км зоной, где жили. Надел штаны с какой-то пропиткой и вернулся к месту развода. Штаны потом выбросил и больше не одевал. В июле в них было невыносимо.
Работа заключалась в снятии лопатами верхнего слоя земли, погрузкой её в железные ящики для вывоза в «могильник». Классное название!
Техникой эту работу выполнить невозможно, кругом коммуникации.
Я как командир не копаю, моя задача следить за работой и выполнить задание. Со мной дозиметрист с дозиметром-клюшкой. Меряем. Показания пляшут даже на небольших участках в сотни раз. Особенно высокий уровень в низинках, в высохших ручейках. У каждого в кармане дозиметр-карандаш и накопитель в штанах. Перед отъездом съели таблетки с йодом. С собой дали минералку. Пьём.
Смотрим вокруг. Летают мухи, не сдохли. Полегчало.
Много незнакомой техники. Огромные краны, итальянские грейферные экскаваторы для устройства «стены в грунте», кран, у которого одна только гусеница с трудом помещается на огромный трейлер.
Вдоль станции к четвёртому блоку проложен ж.д. путь, на нём стоят платформы, на них варят каркас стены саркофага, чтобы затем надвинуть к месту взрыва и забетонировать вместе с платформой.
Говорят, радиация не пахнет. Неправда.
Специфический металлический вкус в горле, возбуждение.
Сколько и чего получает каждый человек, неизвестно.
Приезжаем в лагерь. Достаём дозиметры и накопители. Вставляем в ящики для снятия показаний. И… – дупль-пусто. Ничего не работает. Год выпуска 1954. Просто железки.
Больше мы их и не брали.
Замполит требует какого-то отчёта. Посылаю на …
Орёт, угрожает, мне – до лампады.
– Езжай сам и пиши, моя рекомендация.
И таких выездов — 12.
По приказу больше 2-х «радиков» за один выезд получать нельзя. Их то и ставим в журнал учёта. Упрашивать кого-то ехать в зону не требуется.
Деться всё равно некуда. В лагере за день ставят «по фону» 0,05 «радика».
А пока не наберёшь заветных 25Р, не отпустят.
За 20 дней набрал. 12х2=24 плюс недостающий «радик» за остальные дни в части.
Сколько реально взял, так и не знаю до сих пор. Говорят, можно по эмали зуба определить, так ни одного зуба уже давно нет.
Дождался личной замены. Фима Трейгер, инженер с Бабушкина, приехал вечером, передал ему дела, не дожидаясь утра, на попутной «Колхиде» в Киев. Электричкой в Белую Церковь. И затем в Днепр.
Никогда так в поездах не спал. Свалился, в чём был, и с трудом проснулся, когда поезд уже стоял.
В конце 90-х затеяли проверку, кто же реальный чернобылец?
Так как я был отправлен через военкомат, имею все отметки в военном билете, живу в том же городе, что и тогда, проблем с этим, казалось бы, не должно было быть.
Совсем не так!
Запрос, отправленный через военкомат в киевский архив МО, пролежал там ровно три года. Всё это время меня мурыжили, забрали удостоверение, каждые три месяца нужно было получать новую временную справку. Издевательски разговаривали. Пришлось дать в морду одному деятелю прямо в горисполкоме. Попал в милицию. Нормальный мент всё понял, пожал руку и отпустил. Но нервы потрепали.
Когда же справку всё же получил, у чиновника в отделе соцзащиты глаза на лоб вылезли, он такую увидел впервые, схватил и унёс в восторге.
Думаю, что теперь по этой справке ещё с десяток «чернобыльцев» где-то обитают. Как-то же это происходит?
Все липовые чернобыльцы принесли справки через неделю. Где же они их взяли? Знаю даже «чернобыльцев» 1-ой категории.
А я – 2-й, с соответствующими льготами.
О льготах:
Основная и реальная – пенсия в 50 лет. Это существенно.
Но пенсия насчитывается по общим правилам, хорошо, что были силы и возможность хорошо зарабатывать. При этом коэффициент стажа на 10 лет, естественно, меньше.
Добавка к общей пенсии — порядка 70 грн.
Есть ещё отдельная выплата «на усиленное питание» – 154 грн.
50% льгота на коммуналку постоянно уменьшается и видоизменяется.
Льгота на бесплатный проезд превращается в постоянные стычки с маршрутчиками.
На сына, родившегося «после», получал 10 лет 3,30 грн. в месяц, затем 10,5 грн. – стоимость водопроводной воды на человека.
Бесплатные санатории?
Да, поехал как-то в Трускавец, санаторий «Карпаты», 2003 год.
В лесу, чудесное место, конец осени.
В малюсеньком 2-х местном номере, три кровати и огромный ламповый телевизор «Электрон». Сумки поставить некуда. С трудом можно пробраться к койке. Телевизор орёт круглосуточно. Всего три программы.
Вода в кранах бывает не всегда, соответственно, в дни, когда её нет, нет и медицинских процедур. Деться некуда. Мокрый лес кругом, а до города 2 часа пешком. Читать невозможно, орёт телевизор.
Как кормят? Не хочется и вспоминать. Бастовали, требовали, на несколько дней помогало, а затем всё по-старому.
Минеральная вода привозная, не каждый день, а свойства её сохраняются в течении 2-х часов.
Через 10 дней не выдержал и уехал.
Вот так и живём…
Участник ликвидации аварии на ЧАЭС,
29 июня – 23 июля 1986г.,
Рженёв Вадим Константинович, г.Днепропетровск
