Skip to content

«Я в этой жизни уже ничего не боюсь»

Людмила Гейко

Людмила Гейко

Мирослава Берестовая — сотрудник Днепровского управления патрульной полиции с первого дня его работы. Впрочем, еще несколько лет назад ей даже в голову не могло прийти, что она будет полицейским. Более того, ее вообще не было в Украине, Мирослава с семьей — мужем и тремя детьми — жила в другой стране.

— Ну да, моя история не такая, как у всех, — говорит она. — Так получилось, где-то по моей воле, где-то по обстоятельствам.

А поначалу все складывалось так: активная девочка, золотая медалистка, перспективное будущее…

44— Я была гиперактивной, везде участвовала, хорошо пела, рисовала, меня в родном поселке Акимовка все знали. После школы легко поступила в университет и… влюбилась. Он кавказец, родители были против наших отношений, но кто же прислушивается к родителям в 18 лет? И мы с ним уезжаем на его родину.

— Выходила я замуж за бедного мужчину, три года мы жили в нищете, не было денег даже на памперсы, — продолжает Мирослава. — Но постепенно все наладилось, при поддержке семьи у мужа дела с бизнесом пошли хорошо. Даже не так: муж очень круто поднялся — его семья стала владельцем коньячного завода в Армении. Продукция — отличных марок, очень престижная. К нам на завод приходил даже президент страны. И именно тогда наши отношения с мужем стали портиться. Хотя изначально мы были любящей парой, а дети — их у нас трое — только укрепили отношения. Но… Это Кавказ, там совершенно другие отношения, другие устои. Мы жили с родителями мужа, что это значит, вы понимаете, — все время быть на виду. Это сложно, но рушиться все начало, когда муж поехал в Москву продвигать бизнес на новый уровень. Меня с детьми свекор с ним не отпустил. Сказал, что там плохая моральная обстановка. Четыре года мы жили в разных городах. Конечно, муж приезжал домой, но семьи уже не было. И в какой-то момент я поняла, что могу существовать и без него.

Хотя ради семьи Мирослава с ее свободолюбивым характером была готова пожертвовать многим.

— Жизнь на Кавказе — это непросто, если ты здесь не родился. Мне пришлось буквально перекроить себя, задавить все, что я считала нормальным. Женщина там не имеет права проявлять инициативу, поэтому всю свою активность я вложила в детей. Развивающие игры, утренники, постановки… Мне так хотелось, чтобы мои дети были яркими, творческими личностями, много знали и умели.

Все рухнуло в один момент, и, пожалуй, именно я стала инициатором нашего расставания. Впрочем, когда задавала мужу вопрос, почему мы не можем жить отдельно, только нашей семьей, я не думала, что это примет такие разрушительные масштабы. Может, даже расставаться на тот момент не была готова. Теперь сложно об этом говорить. Но что сделано, то сделано. Скажу одно — меня фактически выгнали из дому. Вы же понимаете, что я от своих детей никогда бы не уехала.

Дальше было ощущение, что по моей жизни прошлись бульдозером. После многих лет я вернулась в Украину, к родителям, которые на тот момент уже жили в Днепре. И начинать жизнь пришлось с нуля. Год или два я просто морально восстанавливалась, хваталась за любую работу: администратором клуба, частной клиники… Вообще за любую! Мне так хотелось забить свою боль, что на работе я, что называется, горела, все время что-то придумывала, чтобы было лучше, лучше. Каким-то чудом восстановилась в университете, на сегодняшний день мне осталось полтора года учебы. А когда услышала о наборе в патрульную полицию, у меня даже тени сомнения не было — я знала, что мне нужно идти туда.

Параллельно Мирослава пыталась вернуть детей через суд.

— Ни муж, ни его родственники на слушания не явились, прислали своего представителя, — рассказывает она. — Именно на суде мне четко дали понять: либо я подписываю мировую на условиях мужа, либо детей вообще никогда больше не увижу. И эта угроза была вполне реальной. Он ведь хороший отец, я не могу этого отрицать, а что собой представляла я на момент, когда мы подали иск? А ничего, полный ноль: ни образования, ни работы, ни денег. Шансы забрать детей были минимальны, это было понятно. И когда тебе говорят: «Не подпишешь мировое соглашение, не то, что не увидишь, даже по телефону поговорить с детьми никогда не сможешь», — выбирать особенно не приходится. Я подписала мировую, хотя в полной мере вторая сторона ее не выполняет. Детей я больше не видела, несмотря на то, что один летний месяц они должны жить у меня, по телефону им дают поговорить со мной совсем коротко. Знаете, как страшно, когда даже через телефон чувствуешь — они отвыкают от меня? Конечно, я не остановлюсь, буду отстаивать свои права, теперь — через детского омбудсмена. Как бы то ни было, все, что я делаю, я делаю для них. Хочу показать, что сильная, хочу, чтобы они мною гордились. Отчасти моя работа в полиции — тоже ради них.11

На работе Мирославу считают очень мотивированным, что называется, правильным сотрудником. И отчаянным.

— Это так — я всегда лезу на рожон, стараюсь быть первой в самых опасных местах. Почему? Может, потому, что не так, как другие, берегу себя. Они понимают, что дома их ждет семья: муж или жена, дети… А меня — нет, и это доводит до отчаяния. Я в жизни уже ничего не боюсь, потому что самое страшное со мной произошло — разлука с детьми. Они все время у меня перед глазами, и я точно знаю, что никогда не оставлю без помощи ни одного ребенка на улице.

А знаете, когда я поняла, что у меня хорошая работа? Когда меня стали узнавать люди, даже не в моем квадрате патрулирования, и говорить: «А помните, вы мне помогли?» Бывает ли опасной моя работа? Да, но тут главное — переступить через свой страх. Однажды наш патруль вызвали на пьяный домашний дебош. Мужчина уже был осужден, отбыл наказание за убийство своей соседки, вышел, но привычек не сменил. Избил мать, разгромил весь дом, бабушке сломал шейку бедра и сбежал, забрав собаку. А собака у него очень серьезная — американский бультерьер. Это, кстати, был тот случай, когда нам дали нормальные приметы в ориентировке. Обычно как? «Мужчина, черные штаны, черная футболка». И ищи кого хочешь. А в этот раз такая шикарная деталь — бультерьер. Нашли мы преступника уже под конец рабочего дня, причем в собственном дворе. Хотя все говорили, что он не вернется туда, где набедокурил, он же не дурак. Кстати, у него имя было что-то вроде Петр Петрович. Увидев подозреваемого, я подошла, попросила представиться, а он ответил: «Иван Иванович». Ага, думаю, оно. А собака меня к нему реально не подпускает. Пока мой напарник вызывал подмогу, мужчина попытался уйти. Пришлось буквально хватать его за руки. Вот так и стоим: я его за руку держу, собака на меня кидается… Слава богу, приехала подмога, мы его скрутили и привезли в участок.

Мне часто говорят: «Вы такая хрупкая, что ваш образ никак не вяжется с образом крутого полицейского». Это только так кажется, — смеется Мирослава. — Я с легкостью прошла все тесты по физподготовке. А вообще у меня не столько силы, сколько силы духа. Я цепкая. Мы же продолжаем учиться, я все сдаю на пятерки, мне легко все дается. Меня даже в спарринг ставили с парнями, и я ни разу не сдалась.

А еще работа в патрульной полиции научила Мирославу быть более ответственной.

— К примеру, на дороге. Я стала осторожней, насмотревшись на ДТП. Хотя на самом деле очень люблю быструю езду. Недавно купила мотоцикл — это было моей мечтой. Но по городу пока не езжу, выхожу на трассу на Запорожье — среди фур мне спокойней (улыбается). А еще хочу прыгнуть с парашютом, это еще одна моя мечта.

Есть среди увлечений Мирославы и рисование.

— Конечно, я не профессиональный художник, даже в школе искусств не училась. Но рисовать очень люблю, правда, сюжет должна… Как бы это объяснить? Пережить. Каждая написанная мною вещь олицетворяет мое внутреннее состояние. К примеру, о картине «Монах» моя мама говорит, что ее нельзя вешать в доме — очень уж мрачная. А написала я ее, когда попала в ту семью. Мне многое было непонятно: почему нельзя без разрешения мужа выйти за хлебом, почему ты должна надевать одежду, которую он тебе выберет, когда ты каждое утро начищаешь всем обувь, не можешь зайти в комнату, где собрались мужчины… А рядом — никого из твоих родных. Было тяжело привыкать, и все мои переживания остались на картине. Хотя еще раз подчеркну, в той моей жизни было очень много хорошего. А свои работы я обычно дарю — друзьям, знакомым, родственникам, себе не оставляю.22

Иногда слышу: «Женщине в полиции не место, она не может так справляться с обязанностями, как мужчина». Очень хочется, чтобы мнение поменялось. Для меня это принципиально. Я первая подхожу на улице к правонарушителю, первая говорю с ним. Я, а не мой напарник. И, кстати, в некоторых ситуациях то, что полицейский — женщина, может сильно повлиять на ситуацию. Например, мне легче остановить драку, чем мужчине. Женщину не каждый сможет ударить, и если я становлюсь между дебоширами, они в большинстве случаев успокаиваются.33

Что касается будущего, я вижу себя только в полиции. Единственное, что может вынудить меня уйти, — несоответствие происходящего с моими моральными принципами. Хочу развиваться, работать, помогать людям, в силу своих возможностей менять общество к лучшему. А еще я буду бороться за своих детей. Верю, что однажды увижусь с ними. И верю в нашу реформу. Если бы это было не так, меня бы тут не было.

Евгения РОЖДЕСТВЕНСКАЯ.

 

Категория: Общественные и социальные новости Днепра

Метки: 

Приєднуйтесь до нас у

Дивіться також: